* * *
Да, конечно, жизнь — не мед,
И мечта куда объемней,
И безжалостливы волны,
И ветров не вял полет.
Все имеет право быть,
Все нужно, что в мире значится.
Человек, напрасно плачешься,
Богом ты не позабыт.
* * *
Кричат грачи апрельские,
А солнце для воды,
Деревьев занавески
Ужасно молоды.
Откуда радость эта,
Что крик стоит таков? —
От солнечного света,
От снежных ручейков.
* * *
Мы здесь ненавидим и любим,
Скрываемся, жмём на редут...
Куда ни посмотришь — люди,
Куда ни посмотришь — идут.
И цвет снова ласковый выткан —
Небесный, такой голубой.
Любая ликует травинка
И камешек под ногой.
* * *
Идешь ты медленно и тихо,
Большой тревогою прошит;
По где-то должен здесь быть выход…
Осока, мох и камыши.
И небо вроде б голубое,
И солнце светит до поры,
Хлябь шевелитсят под тобою
И наседают комары.
А ты идешь — совсем измотан,
Потерянную ищешь гать.
И где он выход из болота —
Никак не можешь угадать.
* * *
Ягоды красные горькие,
Много простора ветрам,
Стволики тонкие сгорбленные,
Изморозь по утрам.
Скоро снега лягут,
Вьюги свое запоют…
Горьких хватает ягод
В нашем суровом краю.
* * *
Быстро памятники ветшают,
Их положено чистить и мыть…
Это кажется жизнь большая,
Нет — короткая - тонкая нить.
Жизнь пушинка — лишь ветру дунуть.
Годы памятник в пыль изотрут…
Я не стану о завтрашнем думать,
Лучше в прошлое посмотрю.
* * *
Снова мрак накрыл ложбину,
Не растает до утра;
Снова из обоймы вынут,
Снова лодка протекла,
Снова крик тревожит чаек,
Снова ветра хлещет плеть...
Что-то часто, очень часто
Стал за облака глядеть.
БРОДЯЖКА
Мать пьяная, мать злая,
Меняет мужей часто.
А Петька на улице занят
По воровской части:
Плохая это работа,
Кончается очень скверно,
Но все-таки жрать охота,
Раз в день все едят, наверно.
Работа эта плохая,
Она дураков не любит,
А если тебя поймают —
Наставят на лбу зарубин.
А дома одни окурки,
А дома пустые бутылки,
Из дома на улицу выкурят,
Чтобы чего не стырил.
Залез он в карман хахалю
Мамкиному — неудачно,
Крепко его отбздахали,
Башку в трех местах закосячил;
Много кругом было крови —
Лестница вся умыта,
Да — поработал здорово
Хахаль ейный Никита.
Ходил забинтованным Петька,
Как раненный пехотинец,
Прицеливаясь метко —
Где бы срубить гостинец.
Сегодня стянул три морковки
У бабки из сумки тучной.
Вышло не очень ловко,
Ну, ничего — научится.
* * *
Река спешит за повороты,
Под мутной толщей камыши…
Моё стремление промотано,
Мне вовсе некуда спешить.
Я отведу глаза усталые,
Восторг, увы, не их клише…
Весна, бушуют воды талые.
Грусть, тишина царит в душе.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Поэзия : 2) Огненная любовь вечного несгорания. 2002г. - Сергей Дегтярь Это второе стихотворение, посвящённое Ирине Григорьевой. Оно является как бы продолжением первого стихотворения "Красавица и Чудовище", но уже даёт знать о себе как о серьёзном в намерении и чувствах авторе. Платоническая любовь начинала показывать и проявлять свои чувства и одновременно звала объект к взаимным целям в жизни и пути служения. Ей было 27-28 лет и меня удивляло, почему она до сих пор ни за кого не вышла замуж. Я думал о ней как о самом святом человеке, с которым хочу разделить свою судьбу, но, она не проявляла ко мне ни малейшей заинтересованности. Церковь была большая (приблизительно 400 чел.) и люди в основном не знали своих соприхожан. Знались только на домашних группах по районам и кварталам Луганска. Средоточием жизни была только церковь, в которой пастор играл самую важную роль в душе каждого члена общины. Я себя чувствовал чужим в церкви и не нужным. А если нужным, то только для того, чтобы сдавать десятины, посещать служения и домашние группы, покупать печенье и чай для совместных встреч. Основное внимание уделялось влиятельным бизнесменам и прославлению их деятельности; слово пастора должно было приниматься как от самого Господа Бога, спорить с которым не рекомендовалось. Тотальный контроль над сознанием, жизнь чужой волей и амбициями изматывали мою душу. Я искал своё предназначение и не видел его ни в чём. Единственное, что мне необходимо было - это добрые и взаимоискренние отношения человека с человеком, но таких людей, как правило было немного. Приходилось мне проявлять эти качества, что делало меня не совсем понятным для церковных отношений по уставу. Ирина в это время была лидером евангелизационного служения и простая человеческая простота ей видимо была противопоказана. Она носила титул важного служителя, поэтому, видимо, простые не церковные отношения её никогда не устраивали. Фальш, догматическая закостенелость, сухость и фанатичная религиозность были вполне оправданными "человеческими" качествами служителя, далёкого от своих церковных собратьев. Может я так воспринимал раньше, но, это отчуждало меня постепенно от желания служить так как проповедовали в церкви.